Грузовой лифт - Страница 23


К оглавлению

23

— Что случилось? — спросила мадам Драве.

Я протянул ей пластиковую обложку.

— Валялись на диване. Этот идиот, когда приходил первый раз, потерял свои права.

Она замерла, пристально разглядывая документ.

— Вас что-то смущает? — спросил я, чувствуя неловкость.

— Я думаю.

— О чем?

— Я думаю, что Ферри скоро заметит пропажу и будет вспоминать, где он посеял права.

— Ну и что?

Она не торопилась с ответом. Она обдумывала.

— Ничего. Он, безусловно, придет сюда.

— Вполне возможно. Но сейчас это уже не опасно. Посмотрите…

Я взял чехол и застелил диван, подоткнул края под подушки и коленом отодвинул диван в глубину комнаты. Теперь это была квартира в процессе благоустройства. Ничего общего с салоном внизу, не считая цвета стен и формы комнаты.

Мадам Драве отступила в вестибюль.

— Вам не так привычна обстановка. Как вы думаете, если Ферри придет сюда, у него не появятся сомнения?

Я на мгновение закрыл глаза, чтобы отвлечься. Затем открыл их.

— Нет, это совершенно исключено. Сходство создавала не форма салона, а новогодняя елка, бар и проигрыватель. Я совершенно уверен, что вам удалось уникальное убийство, мадам Драве. Даже если полиция обнаружит, что это не самоубийство, а преступление, они не смогут доказать, что его совершили вы.

Она по-прежнему держала в руках пластиковую обложку и в задумчивости водила ею по щеке.

— А что делать с этим?

— Дайте мне, я выброшу ее где-нибудь у церкви.

— Вы думаете?

— Конечно. Это такая вещь, которую любой несет в комиссариат, независимо от того, порядочный он человек или нет. Он поторопится зарекомендовать себя порядочным человеком, возвращая права.

Я засунул документы в карман. Теперь мне оставалось самое трудное: проститься с мадам Драве и выйти так, чтобы не нарваться на полицейского, наблюдающего за зданием.

— Других выходов отсюда нет?

— Из бюро есть дверь на улицу.

— Как вы думаете, полиция знает об этой двери?

Она пожала плечами:

— Если полиция следит за домом, то, естественно, знает.

Я был озадачен, теперь, когда занавес упал, «мой выход» мог все испортить. С другой стороны, не мог же я до бесконечности сидеть у Драве!

— Есть еще один вариант, — пробормотала женщина после короткого молчания.

— Какой?

— Люк, через который спускают рулоны бумаги. Да, это мысль.

Вряд ли инспекторы знают об этом выходе. Он находится в тупике, чтобы грузовики могли разворачиваться, не мешая уличному движению. Пойдемте…

В последний раз я осмотрелся вокруг. Есть люди, которые, просыпаясь, жалеют о том, что их сон кончился, даже если это был кошмар. Я отношусь к подобным мечтателям.

На этот раз мы стали спускаться по лестнице. На площадке второго этажа я на мгновение остановился, мысленно прощаясь с девочкой.

Мы прошли в светлые залы цехов, заполненные кипами бумаги.

Тут замечательно пахло работой, и, несмотря на усталость, я почувствовал сильное желание заняться каким-либо делом. Все, с завтрашнего дня буду искать место.

— Вот смотрите, это здесь.

Огромная задвижка закрывала люк. Он находился наверху за цементными перилами и состоял из двух тяжелых железных дверец. Я открыл одну из них. Образовавшегося отверстия было вполне достаточно, чтобы вылезти.

— Ну вот и все! — прошептала она, хватая меня за руку. Это было расставание. — Я не думаю, что слово «спасибо» подходит к нашему случаю.

— Я не знаю ни одного подходящего слова. Все, что произошло, находится в другом измерении с другими законами.

Мы посмотрели друг на друга со сладкой грустью, которая нам была и приятна и горька.

— Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь, — сказала она, опуская глаза.

— Я мечтаю увидеть вас вновь, и вы знаете это.

— Я думаю, должно пройти немного времени…

— Я тоже так думаю. Вы знаете, где живу я, а я знаю, где живете вы, — нет причин не встретиться.

Не сказав больше ни слова, я вылез из люка и закрыл за собой тяжелую дверцу. Она захлопнулась с долгим вибрирующим звуком. Я услышал, как заскрежетал тяжелый засов, и огромная печаль обрушилась на меня — я вновь оказался в одиночестве.

12. Нюансы

У входа в тупик никого не было. Как, впрочем, и на улице.

Наши опасения оказались напрасными — полиция приняла версию самоубийства.

Это рождественское утро было зловещим: серое небо и бриз, который нес с собой снег. Квартал, казалось, вымер, а лица редких прохожих, которые прижимались к стенам домов, чтобы скрыться от ветра, были еще более серыми, чем само утро.

Силы мои иссякли. Я не мог думать ни о чем, кроме сна, о том, как умоюсь и лягу в теплую постель. Работа в подвале Драве окончательно раздавила меня. В витринах отражалось мое лицо — ничего хорошего. Я напоминал трепещущее полинявшее знамя, какие обычно выставляют на фасадах обветшавших зданий.

Много раз я оглядывался, но никто не следил за мной. Я вышел на длиннющий и пустынный проспект с короткоподстриженными, похожими на культяпки деревьями. У меня закружилась голова от мысли, что его предстоит пройти.

На этот раз наш дом показался мне веселым, как в те времена, когда я возвращался из школы. Я стал искать глазами наши окна, вспомнив, что на подоконнике раньше стоял горшок с геранью.

Горшок и сейчас был там, но растение, очевидно, погибло, потому что за ним никто не ухаживал.

Деревянная лестница. Запах одеколона и старых пыльных ковров больше не шокировал. Я вошел «к нам», в мою старую квартиру, переполненную воспоминаниями. Их было множество — на выбор для любого состояния души.

23