Грузовой лифт - Страница 2

Подошла моя очередь, за спиной ждали люди.

— А для господина?

Я протянул руку и указал на маленькую клетку из картона, окрашенного в серебристый цвет и посыпанного стеклянной пудрой.

Внутри на золотых качелях раскачивалась птица из голубого и желтого велюра.

— Вот это, — пробормотал я.

— Что-нибудь еще?

— Все.

Продавщица положила клетку в картонную коробку и завязала.

— Три двадцать.

Выйдя из магазина, я почувствовал себя лучше. Я никак не мог понять, почему покупка новогодней игрушки, которой я не мог найти никакого применения, вдруг связала меня с прошлым. Это было просто тайной.

Я зашел в табачный магазин, чтобы выпить аперитив. Бар был полон возбужденными мужчинами, которые говорили о том, что они будут делать этой ночью. У одних пакеты были зажаты под мышкой, у других свертки торчали из карманов.

Сначала я собирался проехаться на автобусе по Большому бульвару, затем, поразмыслив, решил все же остаться в своем квартале.

Народ в Левалуа был беднее, но более шумный и сердечный. На каждом шагу я натыкался на людей, лица которых мне говорили о чем-то, но меня никто не узнавал.

На одном из перекрестков кто-то громко крикнул: «Альбер!» Я резко обернулся, но звали не меня, а огромного прыщеватого парня в клетчатой куртке кондитера, который валял дурака на трехколесном велосипеде для перевозки товаров.

Мой старый квартал! Родной запах влажной копоти и жареного мяса, плохо уложенные каменные мостовые, угрюмые фасады домов.

Эти бары и бездомные псы, на которых даже живодеры рукой махнули после бесплодных попыток извести их.

Так я и шагал около часа под липким дождем, пополняясь впечатлениями, — горькими и нежными одновременно, которые возвращали меня лет на пятнадцать назад. В то время я еще учился, и рождественские праздники сохраняли для меня свое волшебство.

Около восьми часов вечера я вошел в самый большой ресторан нашего квартала. Вообще-то это было нечто вроде традиционной пивной с зеркалами, лепными стенами и потолками, с катком для салфеток, гигантскими скамейками, вьющимися растениями, стойкой-буфетом и официантами в черных штанах и белых куртках.

Огромные окна закрывали решетки, а летом зеленые растения выносили прямо на мостовую. Ресторан был из числа провинциальных заведений с хорошей репутацией. Хорошая репутация досталась по наследству. Все мое детство, когда я воротил нос от обедов, приготовленных матерью, она со вздохом говорила: «Ну, тогда сходи пообедай у Шикле».

Действительно, я мечтал в один прекрасный день отправиться туда обедать. Мне казалось, что только очень богатые и уважаемые люди могут позволить себе эту роскошь. Каждый вечер, возвращаясь с занятий, я останавливался перед огромными окнами ресторана и смотрел, разглядывая сквозь сигаретный дым напыщенную публику в зале.

После ужина важные господа играли в бридж. Когда наступало наше время, игральные столы исчезали один за другим, словно потерпевшие крушение корабли. Оставался лишь маленький островок в глубине зала, где сидели самые рьяные игроки и вокруг которого с раздражением суетились официанты.

Я впервые вошел сюда.

Перед моим отъездом, хотя средства да и возраст позволяли, я не смел даже приблизиться к входной двери. А теперь посмел.

Больше того, я вошел к Шикле развязной походкой завсегдатая.

Во время моего длительного отсутствия я твердо решил, что обязательно приду сюда. Я столько раз представлял себе это, столько раз репетировал свои движения, что действовал почти автоматически.

На мгновение я замешкался из-за необычных для ресторана запахов, которые я не мог себе представить, — пахло полынью, устрицами и еще старым деревом.

В глубине зала возвышалась огромная елка, увешанная электрическими лампочками и ангельскими конями, что придавало ей ярмарочный вид. Официанты прикрепили к своим белым курткам кусочки остролиста, а в баре господин и госпожа Шикле угощали старых клиентов аперитивом.

Эта пара явно слишком много воображала о себе и о своей роли хозяев. По-прежнему одетые с иголочки муж и жена принимали гостей. Она — довольно крупная женщина, немного похожая на кассиршу из большого кафе, несмотря на темное платье и массивные украшения.

Муж — бледный мужчина со слипшимися на макушке редкими волосами и в вышедшем из моды костюме. Ему следовало быть президентом различных обществ и ассоциаций, с жестами прелата просящего слова или дающего его.

Рождественский вечер только начинался, и клиентов было мало.

Официант с кривыми ногами пришел мне на помощь — повесил пальто на вращающуюся вешалку и спросил, кивнув в сторону зала:

— Предпочитаете какое-нибудь определенное место?

— Рядом с елкой, если можно.

Мне бы очень хотелось сводить к Шикле свою мать — она даже не переступила порог этого заведения. Наверное, она тоже всю жизнь мечтала однажды зайти сюда.

Я сел на скамейку напротив елки и заказал довольно изысканное меню. Как-то сразу мне стало хорошо. Так хорошо, как бывает, когда голоден и сейчас будешь есть, когда очень хочешь спать и ложишься. Истинное удовольствие — в удовлетворении желаний. А в этот день я не только удовлетворял чувство голода, но осуществлял свою детскую мечту.

Я стал считать лампочки на елке — их было слишком много.

Когда я прекратил эти бесполезные упражнения в математике, где-то совсем рядом тоненький голос произнес:

— Какая красивая!

Я обернулся и за соседним столиком увидел маленькую, довольно некрасивую девочку трех-четырех лет, которая тоже рассматривала новогоднюю елку. Голова у нее была, пожалуй слишком большая, лицо плоское, каштановые волосы с рыжинкой и нос картошкой. Она была похожа на Чарли Чаплина в то время, когда он был вундеркиндом. Да, именно так — она была уродливым Чарли Чаплиным.